Ключевое решение выставки осуществлено на архитектурном уровне. Выставочный зал Музея истории религии превращен в подобие съёмочного павильона, готового к любым трансформациям. Здесь можно ощутить себя в храме, в музее, в кинотеатре или вовсе — во вневременном пространстве. К такому ходу подтолкнул один из эпизодов выставки — в пору борьбы с религией «реквизированными» оказывались и отдельные предметы культа, и целые храмы: церкви, мечети, синагоги, дацаны переоборудовались не только в склады или цеха заводов — нередко они становились кинотеатрами. Часто — антирелигиозными музеями (один из таких музеев был преобразован в Музей истории религии).
Визуализировать средствами экспографии контекст, в который погружены отобранные на выставку предметы, — одна из главных задач дизайна.
В случае «Стоп! Снято!» сам контекст принципиально многозначен: он для каждого предмета меняется как в историческом, так и в эстетическом измерении. Более того, это изменение контекста бытования экспонатов и стало предметом исследования кураторов выставки.
Идея выставки родилась из ряда сенсационных находок. Обнаруженные кураторами документы напомнили о явлении, немыслимом в сегодняшней музейной практике, но рядовом в советское время, когда экспонаты из фондов музея выдавались кинематографистам в качестве реквизита на сьемки фильмов.
Это явление затронуло не только Музей истории религии, но именно его экспонаты в этом случае оказывались вписаны в особую, феноменологическую историю. Большая их часть попадала в музейные фонды из закрытых и разоренных храмов. Потеряв свой особый, культовый статус, они прибрели директивно навязанную новой идеологией «культурно-историческую ценность» и были призваны стать свидетельством «архаичного, регрессивного мышления». Оказываясь же на съёмочной площадке, экспонаты «играли самих себя» в прежнем качестве. Православные иконы ставились в «красный угол» бревенчатого павильона, шаманы стучали в настоящие алтайские бубны, актеры в католическом облачении служили мессы, десятки крестиков надевали играющие солдат петровских времен актеры массовки, и так далее.
За хитросплетениями непростой судьбы экспонатов выставки эта сложная, драматичная, философски окрашенная история смены предметом статуса и сущности, остается невыявленной, о ней не скажет даже подробное повествование о происхождении экспоната, она не возникнет из сопоставления предметов с кадрами из фильмов. Будучи прямо продекларированной в тексте, эта история останется пустым звуком и не заденет зрителя. Но история со сменой статуса предметов нашла выражение именно в дизайнерском, визуальном решении, так, что считывается посетителем — бессознательно или осознанно, постоянно напоминая о себе.
Витрины вырастают из «только что открытых» черных ящиков. Предметы до настоящего момента как бы находились внутри, в неком промежуточном состоянии, в процессе перемещения. То, какой статус они приобретут, зависит от того, где раскрыт этот ящик — в храме? в музее? на съемочной площадке?
Общее пространственное решение аккомпанирует концептуальному. Оно напоминает музей, храм, кинопавильон одновременно. И то, чем окажется явленный зрителю экспонат, зависит от его точки зрения, от того, какой именно из трех предложенных контекстов волнует его в момент встречи с предметом.
Так как экспозиция расположилась в небольшом по площади, но вытянутом в вертикаль помещении атриума, возможным стало сделать акцент на ряде щитов, расположенных по периметру и принявших вид фальш-колонн «храма-музея-кинотеатра».
На их плоскости — фотографии, киноафиши, цитаты, публикации в прессе, пояснительные тексты, а так же огромные портреты актеров, напоминающие о многозначности слова «культ», которое мы можем отнести как к религиозным практикам, так и к «идолопоклонству» в отношении кинозвезд.
Задуманное кураторами смысловое зонирование экспозиции «Своя школа» реализовала, не прибегая к буквальному разделению пространства, задав архитектурным строем разнонаправленное движение по экспозиции. Центром выставки стала большая витрина, черный ящик-трансформер, открывающий зрителю одиннадцать главных экспонатов. В нем же расположилась зона «кинотеатра», где демонстрируется серия роликов, подробно рассказывающих об основных экспонатах и фильмах, в которых они снимались. Вокруг в центростремительном темпе расставлены витрины-ящики, а разметка на полу задает направление во времени, от одного исторического отрезка к другому.
Черный цвет доминирует в экспозиции не только для обозначения метафоры «черного ящика». Черный здесь везде и как бы ниоткуда — черная сила, стихия. Такой стихией была не только революция, такой стихией оказался и авангард. Судьба этого движения в России рифмуется с судьбой церкви. За два года до революции Малевич на выставке «0, 10» помещает черный квадрат в «красный угол», предрекая ему судьбу «новой иконы». Но когда в стране бесповоротно побеждает черная сила революции большевиков, «с корабля современности» сбрасывают и религию, и авангард.